Жалость к другим: защита и предательство любви

Если вам бывает жаль до слез — неважно кого, — близкого, щенка, или героя фильма, — эта статья для вас.

Периодически клиенты приходят на консультацию с этим облаком переживаний, где вина, жалость и любовь сливаются воедино. Иногда человеку становится важно разобраться в своих чувствах, чтобы вырасти эмоционально и сделать следующий шаг.

Сегодня попытаюсь выразить, что удалось накопать в ходе таких совместных исследований. Это тонкие психологичные материи. Обычно об этом не говорят. Это чувствуют. Поэтому язык местами — образный.

Есть такое мнение, кажется об этом говорил еще Кастанеда, что жалость к другим — это такой метастаз жалости к себе. Мои наблюдения подсказывают, что разница все-таки есть. Жалея себя, теряешь энергию (об этом я говорил в прошлый раз). Жалея других, можешь получить приток энергии — мотивацию для заботы.

Жалеть себя значит объявлять себя жалким и требовать жалеющую материнскую любовь от другого, кто жалким не является. Это устремление довериться покровителю. Если покровитель рассержен, его можно разжалобить слезами — и переключить на уничижительную заботу.

В жалости же не к себе, а к другому есть что-то конструктивное и светлое. Нам жалко святое и одновременно беззащитное — то, что заслуживает спасения. Святое значит ценное. Беззащитное значит в опасности. Поэтому чаще всего жалко животных и детей.

Такова логика души. Под душой я, как обычно, подразумеваю психику.

Взрослого человека тоже бывает жалко, если в нем прослеживается этот состав беззащитной святости. Это может быть, например, добрый, заботливый, но наивный родитель.

Обратите внимание, никто не жалеет самостоятельных, уверенных в себе людей. Жалко беззащитных и невинных. Например, пострадавшего щенка. Он сам по себе кажется чистым и беспомощным. Но щенка будет жаль вдвойне, если он еще и ручной и ласковый. Здесь свято-беззащитное — и сам щенок, и его наивное доверие к тебе. Доверие хочется спасти и уберечь.

На другой стороне жалеющий себя стремится довериться покровителю, чтобы чувствовать безопасность и комфорт. Поэтому бывает жалко даже не самого человека, а это его детское доверие. Не хочется доверие предавать. Вроде как, мы же «в ответе за тех, кого приручили»…

Поэтому порой заботишься о человеке не потому, что любишь, а потому, что он любит тебя. Чужое доверие кажется безусловной любовью — особой ценностью, которую и хочется сберечь. Это твоя собственная потребность в безусловной любви.

Пространство заботы и любви

Я анализировал жалость к себе со многими клиентами, и обнаружил, что почти каждый бессознательно верит в особое идеальное пространство заботы и любви. Ты настраиваешься на на него где-то в глубине души. Ты подключен к этому светлому пространству, пока сам заботишься и любишь.

Если ты не пожалел щенка, значит «виноват» — больше не имеешь право на пространство заботы и любви. Оно закрывается — и твой персональный мир темнеет, из него удаляется программа взаимовыручки. Мир начинает казаться холодным и жестоким, а ты сам черствеешь.

Нам жалко свой идеализм, жалко рушить детские сказочные надежды, жалко себя наивного, маленького, верящего в безусловную любовь. Это ребенок внутри нас защищает свою надежду на свет. И его хочется спасти.

Нам жалко тех, кто заботится о нас без явной для себя выгоды. На фоне безжалостной реальности их забота — священна. Хочется ее оправдать и спасти.

Здесь жалость — это страх предать нечто святое в своей душе. И там же в душе этот свет противопоставляется тьме. Это словно хрупкий цветок жизни и любви посреди равнодушного хаоса. Ты чувствуешь, что в мире ему не место — слишком мир грубый и беспощадный. Спасти этот цветок означает утвердить жизнь, превзойти холодную бездушную реальность.

Когда жалеешь человека, хочется, чтобы тот был счастлив, чтобы хрупкий цветок любви выжил и расцвел. Хочется спасти его, и поместить в рай, где он расцветет.

Жалость может сопровождать тревожное предвкушение вины. Ты еще не загубил цветок, он в твоих руках. А если уже загубил, чувствуешь вину — предал пространство заботы и любви. Вина побуждает исправиться, чтобы вернуть право на любовь.

Повторюсь, я говорю здесь не о каких-то объективных законах жизни, а только об иррациональной логике души.

Наверное, вы замечали, себя жалеют несравнимо чаще, чем других. Обнаружить беззащитную святость в другом человеке непросто. Ты видишь поверхность: его взрослое тело, видишь как бестолково он поступает. Его внутреннее, сокровенное остается от чужих глаз сокрытым. Поэтому как бы упорно он сам себя ни жалел, тебе его не жалко.

А вот глубину своей души чувствуешь. Хотя бы смутно. С той стороны фонит нечто священно хрупкое — твой внутренний ребенок. Его хочется спасти.

Иногда жалость путают с презрением. Воспринимаешь человека как «жалкое ничтожество». Но тебе его вовсе не жалко.

Презрение испытываешь, когда чужая жалость к себе кажется неуместной. Может, в глубине души, ты тоже хочешь жалости, но запрещаешь ее себе. А человек рядом себя таким запретом не сковывает, и несдержанно себя жалеет. Вот и хочется ему сообщить: «соберись, тряпка!». То есть чужая несдержанность раздражает, когда сам себя сковываешь.

Жалость к себе — это детская позиция: «я имею право на любовь, потому что маленький и хороший».

Жалость к другим — позиция повзрослей: «я имею право на любовь, потому что и сам забочусь».

Жалость к себе — здоровое чувство для ребенка. Но вредна во взрослой жизни.

Умеренная жалость к беспомощным — здоровое чувство в любом возрасте.

Игорь Саторин